Копенгаген. Новая пешеходная и велосипедная инфраструкутра: разводные мосты через проливы и каналы соединили разъединенные части города. Фото из личного архива Олега Дроздова
И.: Ха-ха, но у нас 80 лет советской истории, нас приучили, что если все общее, значит никто ни за что не отвечает.
– И вот здесь должен произойти перелом. Все общее – это про ответственность каждого, а не про БЕЗответственность.
Я за две недели в горах в Норвегии видел один пакетик, случайно занесенный ветром. И кусочек пластыря, видно с пятки у кого-то отвалился. Люди заботятся о том, чтобы оставить после себя среду чистой.
Чувство спокойствия, безопасности, радости – оно везде: в транспорте, в городе, во всей стране. Велосипедные дорожки уходят из города на 50 км, в лесах есть тропинки... И безопасность на всех абсолютно уровнях.
И.: Ох да, надо мной лет 12 назад принимавшая меня в гостях пожилая шведка смеялась, когда я ключ попросила: "Да кто ту дверь когда закрывал!".
– Это и вопрос доверия к среде, конечно.
А вот, например, Копенгаген: в мой первый приезд туда 25 лет назад и сегодня – два совершенно разКартинканых города. Кажется, что если копенгагенец возьмет отпуск на две недели, он сможет, не выезжая из города, каждый день устраивать пикники в новом месте, дышать свежим воздухом, ходить на пляжи. Гектары парков, километры пляжей, бесконечные площадки для барбекю – и ты за это ничего не платишь.
Копенгаген. Superkilen park, многокилометровое публичное пространство, проходящее через районы компактного поселения иммигрантов, полностью изменило рейтинг этих районов
И.: Но что, по-вашему, послужило толчком этого развития? Социальный ли заказ, группа ли людей в мэрии?
– А для них это взаимосвязанные понятия: "группа людей в мэрии" не может бесконечно игнорировать социальный заказ. Более того, муниципальные модераторы этот заказ стимулируют.
Датчане по своей природе – невероятные жмоты и прагматики. Как у всех скандинавов, у них очень высокая социальная сущность. У каждой семьи есть небольшой круг друзей "на всю жизнь". При этом они легко образуют работоспособную команду. Если это жилой дом, и его жители решили иметь балкон, им нужны два-три собрания.
Меньшинство отдает голоса и инвестиции большинству. Нанимают архитектора, он рисует проект, согласовывает его в муниципалитете, и у всех появляется, к примеру, балкон.
Я уже молчу о чистоте. Например, в доме полгода ремонтируют стояки. Под дом приезжает фургончик с душем и туалетом. И они полгода туда ходят, и там идеальная чистота. Я неделю при +7 ходил в этот фургончик, здороваясь со всеми соседями. Нет противоречий, все быстро склеиваются в каком-то коллективном сознании.
В этом заложена большая степень прагматизма. Потому что твой сад становится практически бесконечным. Ты владеешь колоссальным ресурсом, который можешь менять.
И.: Меня в свое время в Стокгольме потрясло устройство социальных связей. Ходить в гости не особо принято. Невозможно вломиться на кухню с вопросом "Как мне жить дальше?" и "Ты меня уважаешь?", для этого есть психотерапевты. Но при этом пенсионеры занимаются йогой, лепкой, иностранными языками, все куда-то ходят и как-то взаимодействуют.
Может скандинав больше живет в публичных пространствах и потому о них так заботится, а нам хватает пространства кухни? И что, это ментальный тупик и мы в нем навсегда?
– Нас эволюция загнала в этот угол. Когда я смотрю ретроспективу фильмов или даже собственной жизни, я могу сказать, что это было не так, и уровень доверия был, и замков тоже не было в украинских селах. Был такой крючок, который формально лежал у всех под притолокой и открывал дверь. Или клямка. И все.
Если кто-то резал свинью, он раздавал по всей улице, потому что нет смысла солить так много мяса. И так делал каждый, и все село ело свежее мясо каждую неделю.
Но это архаичное доброе не выдержало напор гнусного постсоветского, произошла мутация. Каждый занял оборонительную позицию.
И: Но разве с началом Майдана, войны, мы не вернулись к модели толоки – зорати всім селом вдові поле, поставити сироті хату…? И эта ментальная модель и есть наша настоящая, а не "моя хата скраю".
– В этом есть внутренний прагматизм. Так хата строилась максимум за два месяца. Когда женили/выдавали замуж ребенка, строили еще одну. Приходили все соседи. И у каждого – своя специализация. Вот это важно – объединение специализаций и обмен опытом.
Это была ситуация статичного развития.
Д.: Но как эту модель взаимной ответственности вернуть?
– Так она уже возвращается. Та же история с Харьковом, где активисты добились запрета на сооружение весьма спорного памятника на площади Свободы.
"Мир после Театра на Подоле не может оставаться прежним"
– Опять же, для того чтобы была взаимная ответственность, люди должны чаще общаться, наращивать социальные связи. Что этому помогает? Публичные пространства, культурные институции, точки притяжения. Некие общие задачи.
Культурной жизни Харькова, к примеру, огромный толчок дал "Ермилов-Центр" [центр современного искусства в здании главного корпуса университета им. Каразина — УП.Культура.]. Появилась в этом году "Арт-Механика" [новое масштабное культурное пространство в Харькове – УП.Культура]. Другой пример, но о том же – как много людей объединялось вокруг судьбы вокруг ФК "Металлист".
Пока через развлечение и потребление, но появляются сообщества. Временные, событийные, но появляются.
В этом всем люди не могут не заметить нового психологического состояния, радостного, необычного. Они находятся в новой среде, где каждый – актер. И все актеры вокруг тебя играют эту пьесу так, как тебе нравится. С исключениями, конечно.
Уже почти все знают, что такое "социальные пикники", происходят экспансии в пустые пространства, горожане понимают, что заброшенные заводы могут снова стать обитаемыми.
Концерт, футбольный матч, городской пикник – это все своего рода интеллектуальный продукт. Это определенный тип среды с определенными пространственными технологиями. Архитектор, понимая все эти ожидания, возможности, может пространственно модерировать происходящее.
Д.: А что в столице?
– Я с большим интересом наблюдаю за Контрактовой площадью. Чем она станет для Киева? Ее трансформация – серьезный, дорогостоящий поступок. Конфликтный, потому что рынок убрали.
Сначала такие пространства принимают продвинутые горожане, у которых уже есть радость обретения новых социальных контактов.
А завтра люди, которые еще сегодня негодуют, что снесли их любимый пивной ларек, тоже найдут себе в этом пространстве место, и оно изменит и их жизнь тоже. Такие проекты – это на вырост.
Д.: То есть, архитекторы – это немножко "социальные маги"?
– [улыбается]: Архитектура – мощнейший инструмент изменений. Но всю городскую культуру архитектурой не выстроишь.
Чем провинциал отличается от полупровинциала, того же харьковчанина? У последнего больше разных опытов: пространственных, социальных, информационных. За счёт этого у него взгляды шире. Получаются разные люди, живущие в разных местах.
В хороших странах маленький город мало отличается от большого по качеству. Разве что разнообразие событий в большом городе немного больше, плюс он ориентирован на внешнего туриста. И все.
И.: И вот "большой город", столица, не принимает Театр на Подоле...
– Все общества от самых архаичных, рабовладельческих, феодальных, до сегодняшних демократий выделяют для себя пул экспертов. Особенно это важно в архитектуре, науке, искусстве. Общество им доверяет.
Мог бы Борис Михайлов стать куратором украинского павильона на Венецианской биеннале, если бы было всенародное голосование? [разводит руками]
Читай також:
Урок Театру на Подолі: Про "історичний вигляд", комунікацію і чесність
Працівникам театру на Подолі сподобався проект – архітектор Дроздов
Понятно, что мы доверяем экспертам, которые выбирают. Но это не значит, что нужно молчать об их решениях…
Мир после Театра на Подоле не может оставаться прежним. Мы увидели, что у нас не выстроен механизм публичного диалога. Но главное – что уже очень много людей заинтересованы в том, чтобы его построить.
Иванна Скиба Якубова, Денис Куклин, специально для УП.Культура
Титульное изображение на странице: Копенгаген (Alenmax/Depositphotos)
