Леся. Лисенок из Лисичанска. Хрупкая русоволосая девушка, совершенно не выглядящая на свои тридцать четыре. Воюет с прошлого лета.
Многих спасла. Многих пришлось потерять. О своем погибшем командире «Дэне», который спас 12 своих бойцов ценой собственной жизни, Лисенок рассказывает в интервью корреспонденту «Русской весны».
— Дэнчик — это мой боевой командир. Мне сложно его без слез вспоминать. Это был очень хороший человек. Ну как тут слова подобрать? Я не знаю. То, что он жизнь готов за своих отдать, это сразу видно было. Ну, многие были готовы. А Дэнчик отдал.
Как мы познакомились? Ну, это было еще когда мы Лисичанск пытались удерживать.
Тяжело тогда было со снабжением очень. В окопе 50 человек. Не хватало носков, трусов, даже еды. Ну что такое 50 человек? Накорми их попробуй, да? И вот Денчик, он всегда суетился за вот это, потому что считал, что у ребят должно быть все.
А я на второй день пришла. Попала к нему на высотку. Вижу — парнишка хромает. Говорю: че ты хромаешь? А он в зимних берцах, при том, что на дворе июль месяц. «А ну снимай берцы».
Он снимает, а у него на одной ноге 8 язв, а на другой 12. Он без носков. То есть, вот ты представь: кто-то наживается на металле, который вывозит от нас к противнику, а у нас человек в зимних берцах и без носков. Достали мы ему на следующий день и носки, и кроссовки.
Я сама ему ноги лечила. Воды было мало, но я готова не попить, понимаешь, чтобы ноги помыть человеку в таком случае. И Дэнчик так меня заметил. Назначил старшей на высотке.
Подошло 18 июля. Дэнчик тогда пришел с разведки. Он сказал: «Мы знаем их лежбища, знаем, где стоят враги. Нам просто нужно разрешение на то, чтобы мы ударили чем-то тяжелым, нам нужно что-то тяжелое. Мы их накроем и пойдем вперед, мы отобьем те города, которые оставили». Вот.
А результат вечером он сам не свой пришел в 12 часов ночи и сказал: «Стоим и ждем наступления. И твоя задача — вывести ребят, вывести живыми. Увидела противника на нашей позиции — уводи ребят. Даже неважно есть у вас боекомплект или нет».
Мы тогда уже знали, что будут бить по нашей высотке. Эффект «ножницы» это называется. Они пристреливались по нам, и это было все заметно. Дэнчик это все просчитал и меня пришел предупредил. Говорит, завтра будут бить по вам. Утром будет бой.
Тогда мы с Дэнчиком еще о семьях своих говорили. У него жена была беременная. В этом году ребенок родился. Родился, а папы уже нет… Так вот. Значит, говорит он: завтра отстоим бой, возьмем увольнительные, заберем твою дочку и отвезем к моей жене. Будет твоя маленькая у меня дома, ты за нее переживать не будешь.
Понимаешь, человек на передовой. И вот за это переживает. Зачем бы ему нужна была моя дочь? Мои проблемы, да? А у него просто сердце за каждого из бойцов болело.
И вот 19-е, утро. Я выкопала телефон — мы их на ночь закапывали. Вставляю батарею, чтобы узнать время, отправляю себе смс. А еще не проснулась, на блиндаже сижу в тапочках… Все, что я успела прочитать это — 19.07. и 9.09. Смска пришла, и сразу по нам полетели первые снаряды. Я в окоп.
Телефон разобрала, спрятала. По нам чем только не били — и кассетными снарядами, и всякими.
Прибежал старшина и начал кричать: «Никому не поднимать головы из окопа». Я говорю: «А че ты тут бегаешь?».
Зушка отработала один раз и затихла. Это было минут пять, максимум — семь. Мы поняли, что казаки перекрыли огонь минометов, потому что начали крыть по минометам противника. Они прикрыли нас. И вот тут мы смогли уже вылезти из окопа и просто увидеть вообще, что происходит.
А происходило вот что. Выехал БТР на нашу позицию. Один с одной стороны, другой сбоку заходил. И танк подъезжал. Ну, танк мы еще не видели, а БТРы, которые вокруг нас кружили, мы уже видели. Это были поля пшеничные, все впереди нас. Ну, конечно, дали бой. Сделали, что смогли. У каждого было патронов на 15 минут боя. Отстояли мы два часа, продержались там, на нашей высотке. Нас было пять человек: один ПК, один снайпер и три автоматчика. Все. Ну, противника разозлили — это понятно.
Видим, значит, на нашей позиции танк, а у нас нет патронов. Пацаны такие: что будем делать? Я говорю: «У меня есть штык-нож. Сейчас танк сюда подъедет, и мы ему что-нибудь, ну, выкрутим». А я смотрю они всерьёз это воспринимают, да, рты пооткрывали. Я кричу: валим отсюда!
Потому что ну вообще больше вариантов нет. Тем более, что у меня был приказ вывести ребят живыми. Не хотелось оттуда уходить, не хотелось сдавать эти позиции.
Если бы нам пришла вовремя помощь, мы могли бы там стоять до сих пор. Вовремя помощи не подошло. Много кто убежал. Нельзя обвинять этих ребят, понимаешь. Потому что ладно мы на высотке, а по ним уже танки заходили и давили их, тут уже деваться было некуда. Внизу оставались ребята, которых просто расстреливали в окопах, потому что у них совсем боекомплекта не осталось. А те, кто пытались вылезти, их просто давили танками. То есть, из окопа вылезти было нельзя.
И Дэнчик, который уже уползал в зеленку, он не смог этого видеть. Просто не смог видеть этого. Хотя мог спастись.
Он знал, что в главном блиндаже есть РПГ и «шмели» — то, что может противостоять технике. И он вылез из «зеленки» и пополз к главному блиндажу. Когда ребят раскатывали танками, он взял РПГ, выпрямился и пошел против танка. Один. Отвлекал технику на себя.
Ему снарядом снесло полголовы. Но танк на него отвлекся. Подъехал к нему, танкист вылез и выстрелил ему в оставшуюся часть головы.
Благодаря этому ребята успели уйти, понимаешь? Пока танк на Дэнчика отвлекся, они из окопа выползли — и в зеленку. Двенадцать человек их тогда спаслось. И только один, Серега Малой, вернулся к Дэнчику. Пытался РПГ вытащить у него из рук. Но Дэнчик… тело тогда уже захолодело. Не получилось вытащить.
Это нелегко. Пойти против техники вот так выйти лоб в лоб, против железной вот этой арматурины…
Я его в жизни не забуду. Он очень добррый человек
